Бывалый "Иерей-полковник ВВ Хвыля-Олинтер."

Бывалый

"Иерей-полковник ВВ  Хвыля-Олинтер."

 

Вот поп, казарменно-плебейский.

Он  в прошлом полковник МВД.

Возглавлял отдел милицейский

По религиозной слежке  и борьбе.

 

Естественно прикрыла рясы шкура.

Волка погоны, под овечий мех.

Ведь защищала поповская натура.

РПЦ - от не ортодоксалов  всех.

 

Отлажен следственный поп-аппарат,

Рыщет всюду  ушлая агентура.

Стучит на ближнего, православный «брат».

Честь клобуку отдаёт красная  фура.

 

«Святая троица» судей,апостол прокурор.

 Божий Закон, строго стерегут…

Выносится обвинительный приговор,

Всему не православному тут.

 

СИЗО поповского скрип дверей

С решётками ,замками кутерьма.. .

 Лязганье наручников, цепей.

Церковь это или тюрьма?

Ужасно, темно, мрачно в ней.

 

Инквизиторы духа - тут сидят.

Их культ - убитый бог.

Иное всё, они сразу съедят.

Думая, что живой взгляд плох.

Александр Балтин. Стихотворения

*     *     *

Расходясь с похорон, говорят
О таких пустяках, что нелепым
Предстаёт погребальный обряд,
Разорвавший житейские скрепы.

Или прячут тоску и испуг?
За спиною кресты остаются.
А учитель, товарищ и друг
Не вернётся, как все не вернутся.

Приглушённо звучат голоса,
За оградой мелькают машины.
А сознанье страшат небеса,
И пугают большие глубины.

Потому говорят о семье,
О делах, о грибах, о соседях.
Потому позволяют себе
Раствориться в случайной беседе.

Ибо мучает плотский итог –
Красный ящик и чёрная  яма.
И ложится осенний листок
На ступеньку высокого храма.


ОБСЕРВАТОРИЯ

Ночь – обсерватория для многих
Нежных и мечтательных двуногих.

Тема ночи радостна поэтам,
Чьё бессонье вспыхнет новым светом

Строчек, совершенных и певучих.
(Ибо ночь – хранилище созвучий.)

Ковш легко качается над бездной –
бесконечной, чёрной и помпезной.

Фонари тихонько отвечают
Ангелу, который ковш качает.

Самолёт летит, простор меняя,
Огоньками пёстрыми мигая.

Хвост павлиний – цветовой орнамент.
Запредельность ночи сердце манит.

(Библию сравнил с хвостом павлиньим
некогда Эриугена мудрый.)

Небеса отсвечивают синим,
рядом видишь отблеск изумрудный.

Ночь! Её круги и полукруги,
Лёгкие, пронзительные дуги!

Скрипки и прозрачные овалы!
И опалы звёзд, созвездий скалы.

Сложные мистические знаки
Точно начертали Зодиаки.

Стекловидна звёздная водица –
Кто такой сумеет насладиться?

Ну а что небесный злак питает,
Тот, что в наши души прорастает?

Вечер сыпал горсти звёздной пыли.
Рыбками огни проспектов плыли.

Месяц золотит сейчас пространство,
Щедро раздаёт садам богатство.

По церквям старинным свет струится.
Улицы листает, как страницы.

Свет медовый нежно тронет скверы,
И кварталов небольшие шхеры.

Вон пруды – одной цепочки звенья.
Музыки – всем парком исполненье.

Серебром сквозит оркестрик струнный.
Вот блеснул пассаж особо трудный.

Как обсерватория богата!
Не спеша, картины постигай ты,

Чтоб душа очистилась и пела,
Чтобы счастьем бытия взрослела.


КОЕ-ЧТО О КОНЦЕ СВЕТА

Лето было или всё же нет?
Образы порой диктует бред.

Лезет на кафедру лобастый
Пустозвон и педант –
На кафедру докторскую променявший талант,
Лезет с мерзкой гримасой.
И кричит – Я рассчитал всё!
В садах расчётов произрастает истина!
Я утверждаю – скоро свет затмится траурной полосой!
И лоснится лысина.

Другие – доктора и профессора –
Зашумели – Как? Не верим! Быть этакого не может!
А оратор с кафедры возопил – Ура!
Светопреставление чувствую кожей.

СМИ, до сенсаций жадные
Завыли, запричитали. И настали денёчки жаркие.

А поэт лежал на диване под бетоном депрессии
Дома.
Чётко знал – не нуждается мир окрестный в поэзии,
Вспоминал, что не набрать стихов для следующего тома.

По улицам тем временем шагали рядами стройными
Попы в облачениях, миллионеры с корзинами денег,
Интеллигенты – их участь всегда и всем быть недовольными,
Домохозяйки – эти от нечего делать.
Инженеры, давно забывшие, что такое зарплата,
Партийные лидеры – горлопанистые ребята,
Редакторы, оперные певицы, шоумены,
На машинах ехали бизнесмены,
Собиравшиеся скупить сокровища Ойкумены.

Все протестовали против открытия
Лобастого мудреца.
Не хотели, чтоб свет исчезал, кричали.
Звучали разные голоса.

Композиторы музыку сочиняли,
Бравурность которой опровергала возможность траурной полосы.
На башнях, на кирхах, на многих запястьях сверкали
Как-то по-новому, весьма зловеще часы.
Но по утрам на сосудах травы выступали
Капельки зрелой росы.

А днём транспаранты люди несли, плакаты и флаги.
Не работали церкви, рестораны, магазины, конторы, банки.
Торговля по боку, не купишь элементарного: мыла, чернил, бумаги.
Ни помолиться, ни поменять валюту, ни  скушать супа из жирной наваги.
Площади и проспекты патрулировали важные танки.
А поэт всё лежал на диване,
Видел строчки – они мерцали в  тумане
Метафизическом,
Пока город заходился в экстазе мистическом,
До какого не было дела поэту,
    Убеждённому, что никогда не исчезнет солнечный свет,
И не желающему мириться с тем, что лета более нет.


ЛУННЫЙ ПРЯНИК

Сад яблочный. Зима. ВДНХ.
Мичурин чёрный смотрит на дороги,
Их параллели утомляют ноги.
В мозгу ветвится дерево стиха.

Часовню возле сада вижу – вот
Мистически-церковное мерцанье.
А дальше павильоны – эти зданья
Массивны, и любое отдаёт

Помпезным Вавилоном… Повернёшь –
Деревьев будет чёрно-белый остров,
Вороний грай сечёт могучий остов
Реальности, покуда воздух пьёшь.

Зима, считаешь, связана с луной.
Ночной порой медовый лунный пряник
Воздействует, мне кажется, на маятник,
Что замирает, пестуя покой.

Февраль в конце. И по ВДНХ
Привычно ты гуляешь по субботам.
И веришь над тобой текущим сводам
Небесным, что возникли без греха.

А сумеречный час едва ли ждёшь.
Ночной? Конечно! Ибо пряник лунный –
Чуть золотист, мучнист – пожалуй, лучший
Из всех гостинцев. Ты его жуёшь.

Жуёшь своей фантазией опять,
Ему совсем не нанося ущерба.
Действительность, дарованную щедро,
Пристрастно продолжаешь изучать.


ВЕТЕР ВЕКА

Клочки газет взметнёт холодный ветер,
В них закорючки букв – событий нет,
Верней – их незначительность на свете
Способна заглушить высокий свет.

Так ветер века объясняет малым
Уход их от дороги стержневой.
Коль не услышим – ветер станет шквалом,
Всё разметает – мощный, шаровой.

На майские праздники в метро будут звучать песни советских лет

В период майских праздников в  вагонах поездов   Московского метро будут звучать песни  «Я жду весну», «Москва майская», «Один раз в год сады цветут», стихотворения Сергея Есенина, Агнии Барто и Василия Жуковского. Кроме того пассажиры подземки смогут услышать об интересных фактах из жизни столичного метро. 9 мая, в День Победы в метро прозвучат стихотворения Константина Симонова «Жди меня», Давида Самойлова «Сороковые», Евгения Евтушенко «Спасибо вам за тишину», стихотворения Эдуарда Асадова «День Победы в Севастополе» и популярные песни военных лет: «Три танкиста», «День Победы», «Темная ночь» и другие произведения.

Пражский «Апрель» Людмилы Свирской

Нас всех порадовало новое стихотворение любимой нами пражской поэтессы Л. Свирской. Свой отклик на него прислала Лариса Дашкова.

 Меж ледяной порой кощеевой
И раем шелковых ночей
Лежит уютная расщелина -
Апрель - всеобщий и ничей,
С его придирками-капризами,
Столь долгожданными зимой,
С его тюльпанами-нарциссами,
С его Еленами-Парисами
И - Персефоною самой...
Она как раз из тьмы аидовой
В объятья к матери спешит...
Апрель - то шелковый, то твидовый -
Последней зимнею обидою,
Последней льдинкой неразбитою
На дне всклокоченной души.
Что я могу сказать по поводу нового стихотворения Людмилы? Очень точно по смыслу, который апрель привносит в наш мир, по его месту в нашей жизни, по его всяческим атрибутам ( между зимой и летом, между осенью и весной)!
Мы это всё все понимаем, но до Людмилы Свирской так - ещё никто не сказал.
Витиевата, однако, мысль поэта! Поэтессу уже нужно разгадывать. Её поэтический слог становится всё более философским, более глубоким и ― сложным. А кто сказал, что поэзия должна быть простой и доходчивой, понятной массам?
У Бродского так вообще всё непонятно. Разве что «Васильевский остров» понимаем до комка в горле. Его американские стихи непонятны вообще, потому-то Пётр Вайль и нашёл возможность встретиться с мастером и попросить изложить «подводное течение», мысль творца (см. послесловие к книге «Пересеченная местность»).
Всё стихотворение исполнено образности, как нас учит и ведёт к тому Марк Блюменталь. Но - при чём тут античные герои, как они-то связаны с апрелем? Попробуем разобраться. Из греческой мифологии знаем, что Елена и Парис - это так же, как Петрарка и Лаура, Орфей и Эвридика, Ромео и Джульетта... - символы страстной любви, но и несчастья, женщина - как предтеча больших перемен. Женщина-любовь-красота ― как источник непокоя не только в мире, но и в трепещущей, всклокоченной душе.
У Цветаевой Елена Спартанская - это Психея... Чем же была так притягательна для неё непрерывно похищаемая Елена? Тем, что стала причиной войны: «И как прекрасно, что именно из-за них ― войны!» Прекрасны, конечно, не войны, а разоблачение ничтожности их источника, подтверждение мысли об убийственной власти внешней красоты...
Тут является и Персефона - как богиня плодородия и будущего (летнего и осеннего) сбирания плодов. Ненароком вспоминается Мандельштам, его пчёлы Персефоны, "мёд превративших в солнце". Выпущенные из Аида пчёлы Персефоны – это сны. Сны – это поэзия. Выпущенные из Аида, эти бессмертные сновидения в своих блужданиях иногда посещают неких особых людей (поэтов), передающих из поколения в поколение искусство «приманивания» слов. Персефона бежит из царства снов в живую жизнь. Из страны молчания - в мир, где можно говорить. В мир слов, поэзии! К тому же Персефоне было наказано треть года проводить в царстве Аида, а две трети - с матерью, на Земле. Так вот апрель - это как раз треть года...
Утратил ли что-то из-за моих разборок и домыслов поэтический дух Свирской? Думаю, что нет. Ведь это самое главное: докопаться до сути, которую вкладывал в произведение сам автор.
Возможно, я, наконец, догадалась:
„Апрель" Людмилы Свирской - это предчувствие настоящей, полноводной жизни?! Какая радость.
Лариса Дашкова

Моя Родина всегда со мной

Культура и Политика

Сказала Культуре Политика:
«Не выпить ли нам пол-литрика
и не поговорить,
но без галстука,
а то ты чего-то погаснула?!»

На «вы» отвечала Культура:
«Я дочка Гомера,
Катулла,
и Пушкина, и Чайковского,
но смотрите что-то косо вы.
Не вижу совсем уважения
ко мне,
к образованной женщине…»

Политика тут разобиделась:
«Но ты же –
одна разорительность.
Большого театра арии
нам стоят дороже всей Армии.
Нам новые технологии
нужны,
а тебе – антологии.
Банановой-нановой нации
на кой Мандельштампы и Надсоны!
Да ты постыдилась бы жаловаться.
Что просишь –
тебе всё пожалуйста». –


«Не всё…» –
ворчанула Культурочка,
лягнувшись,
как Сивочка-бурочка,
с начальством не то, что ругающаяся,
но просто частенько лягающаяся…

Политика ей:
«Я вот она,
взгляни, как людьми я измотана.
Что гении, что бездарности –
от всех никакой благодарности.
Читаю про все потрясения
шифрованные донесения,
и так это всё выматывает,
что не до стихов Ахматовой.
Тут не поживешь вприпрыжечку.
Ты мне присоветуй книжечку,
не скучную,
но и не стебную,
по части советов подробную». –

«Читали «Сто лет одиночества»?» –
«Полкнижки…
Двухсот лет не хочется…
Победы –
лишь одномоментия!
А дальше –
в отставку, Буэндиа!
Поэтам скажу:
я,
Политика,
завидую вам,
но поймите-ка:
на плечи взвалить катастрофы
потяжелее, чем строфы…» –

«Но в тютчевском четверостишье
Россия написана так,
словно свыше... –
напомнила не без такта
Культура.–
Согласны вы?
Так-то!»

И вместе тогда они выпили,
как будто из времени выпали.

В России Толстого, и Сахарова,
и царственного Освободителя,
что сделать, чтоб чисто,
без заговора
мы антихолопство увидели?

Родимая наша Евразия,
когда воплотится фантазия
(пусть даже не скоропалительно):
в тебе,
навсегда не понурой,
культуре стать высшей политикой,
политике –
высшей культурой?!

8 апреля 2012



Мрак и стеб

Во всех нас что-то есть дремучее,
когда, любя, друг друга мучаем,
и каждый злящийся зачах,
мельчая в мрачных мелочах.

Мы были нацией пророчащей,
а стали мрачной, но гогочущей,
чтоб, в стебе проявляя прыть,
мрак этим гоготом прикрыть.

А. Шайхиев: «Лишь был бы свет для просветленья…»

Творческий вечер известного поэта, писателя, переводчика Алвади Шайхиева состоялся сегодня в актовом зале Дома печати. Поздравить юбиляра с 65-летием пришли представители министерств и ведомств республики, творческой и научной интеллигенции, почитатели его таланта, друзья. 

 Известного писателя с юбилеем поздравили- заместитель министра ЧР по национальной политике, печати и информации Лема Гудаев, писатели Эдуард Мамакаев, Абу Исмаилов, Машар Айдамирова, глава администрации Ножай -Юртовского района Руслан Цукуев, вице-президент Академии наук Чечни Райком Дадашев, заслуженная артистка ЧР Тамара Дадашева, мужская вокальная группа «Нохчийн аз» («Голос Чечни» ), и это не весь список тех, кто искренне желал писателю здоровья, вдохновения и новых творческих успехов. Юбиляру вручили ценные подарки и памятные сувениры.

Алвади Шайхиев родился в 1947 г. Окончил филологический факультет ЧИГПИ в 1970 году. В 1977-79 гг. учился на Высших двухгодичных литературных курсах Союза писателей СССР при Литературном институте им. А. М. Горького в Москве. Поэт, писатель, переводчик, член Союза писателей СССР с марта 1976 года. Публикуется в периодической печати с 1961 года.
Первый сборник его стихов «Чувство» увидел свет в 1969 году. В разные годы в Грозном и Москве выходили поэтические сборники: «Пламя любви», «Огонь в очаге», «Трава-мурава», «Пульс», «Совесть», «Башни мужества», «Ночные птицы», «Заповедь» и другие. Стихи Алвади Шайхиева печатались в журналах «Молодая гвардия», «Современник», «Звезда», «Дон» и других. Сегодня он работает в литературно – художественном журнале «Вайнах».
…..К твоему спешу порогу,
Только трудно мне идти:
Обжигает мои ноги
Роса с Млечного пути.
* * *
Откуда взяться вдохновенью,
Когда съедает маета?
Лишь был бы свет для просветленья,
Все остальное – суета!